Про "не учить грамматику"

Во-первых, начать «делать», не имея в руках инструментов и средств, довольно затруднительно. Далеко не каждому человеку близок путь: «Главное – ввязаться, дальше – как пойдет, авось, сдюжим». Для этого нужен особый темперамент и хорошая выработка серотонина: именно он позволяет брать на себя высокий риск получить неодобрение своей стаи, выглядеть глупо, привлечь к себе внимание и вызвать потенциальное осуждение.

Многие предпочтут разобраться и подогнать хоть какой-то инструментарий заранее, чтоб не совсем уж голяком бросаться в столь небезопасные для нашего хрупкого самолюбия социальные интеракции.

Во-вторых, — и это куда серьезнее — кардинальные различия в языковых системах приводят нас к совершенно разным способам мыслить и выражать одни и те же смыслы. А они, в свою очередь, не дают увидеть не только иные средства решения коммуникативных задач, но и их дефицит, потребность в них.

У нас просто не возникает в голове тех «развилок», где возможны разные решения, которые возникают в голове у носителя английского языка. Поэтому средства, предложенные его грамматикой, кажутся нам неприменимыми.

Задачка про кошку. Грамматическая

Нам нужно сообщить о том, что животное вида «кошка домашняя» за сутки трижды принимало пищу. Для того, чтобы оформить эту фразу на русском языке мне нужно знать пол животного. Если это кот, значит, «ел». Если это кошка, значит, «ела».

У меня нет средств выразить эту мысль, не выразив при этом пол. Я могу, конечно, в шутку сказать «ело», имея в виду слово «животное» или ласково-шутливое «чудовище», но это все равно выражение грамматического рода, которым я не могу пренебречь. В настоящем времени – могу. В прошедшем – не могу. Так устроен русский язык.

Нужна ли мне эта информация в английском? Абсолютно нет. Допустим, я живу у друзей неделю, кошек не люблю, имен не запоминаю и под хвост им не заглядываю. Отсутствие информации о половой принадлежности этого мохнатого мешка совершенно не помешает мне сообщить хозяевам о его сытости.

Зато на английском мне нужно провести разделение между сутками. Если я сообщаю о том, что животное совершило три результативных подхода к миске за сегодня, и мы по-прежнему находимся в этом «сегодня» — мне нужен Present Perfect. Если я формулирую то же послание утром следующего дня – например, когда с дачи приехали законные хозяева скотины, — я рапортую в Past Simple.

С точки зрения русского мозга задача решается одинаково. Что вчера оно три раза ело, что сегодня оно ело все те же три раза. Для решения моей коммуникативной задачи по-прежнему не нужен Present Perfect, даже если я знаю о его существовании из учебника.

Отказаться от задачи – т.е. сформировать фразу без информации о половой принадлежности животного – это легко. Приобрести новую задачу – т.е. провести сортировку решений в зависимости от времени сообщения (и уметь видеть ВСЕ такие случаи, и помнить о необходимости такой сортировки КАЖДЫЙ раз в речи) – это очень сложно. Потому что, с нашей точки зрения, совершенно незачем.

До тех пор, пока мы решаем привычные нам задачи через непривычные нам средства, мы говорим на русском языке английскими словами и конструкциями, и огромная часть их обречена оказаться за бортом: мы просто не видим, куда годятся эти кусочки паззла. Ведь мы не видим задач, для которых они предназначены!

Годами учу, но все равно не могу сказать

Поколения русских грамматистов и учителей английского языка объясняют нехитрую формулу “going to” через русский глагол «собираться». И это работает! До тех пор, пока нам нужно сказать что-то вроде: “I’m going to drink myself to the point of oblivion” – «Я собираюсь напиться до самозабвения» или “It’s going to rain” – «Кажется, дождь собирается».

Но как только мы сталкиваемся с простым “Watch out, it’s going to fall!” – как внезапно глагол «собираться» уже оказывается не очень пригоден для реализации идеи в русском коде: «Осторожно, сейчас упадет!». Некогда там собираться уже потому что – надо срочно предотвращать падение или уворачиваться от неизбежного.

Отсюда берется колоссальный и, увы, годами не покрываемый разрыв в сознании многих изучающих язык: вот я, вот мои мысли и намерения, которые я привычно выражаю через известные мне образы и словесные конструкции; а вот – неизвестные мне образы и конструкции, которые никак не выражают мои мысли и намерения. И что прикажете со всем этим делать?

Этот разрыв покрывается единственным путем – включением в процесс изучения языка важного сегмента: анализа того, какие именно мысли, чувства, намерения, задачи, эмоции, оттенки и т.д. размещают носители языка в тех самых конструкциях, которые мы пытаемся изучить и внедрить в свой инструментарий.

Не как я, русский человек, с русской матрицей восприятия и кодирования Вселенной, буду использовать английские конструкции там, где им нет места, а как носители английского языка с их матрицей восприятия и кодирования Вселенной пользуются средствами языка, идеально подходящего для решения задач в рамках их Вселенной.

Когда мы учим язык и любые его системы через вопрос: «Как мне сказать то или это, как мне выразить то или это?» — мы прикладываем чужие кодировки к смыслам, уже получившим оформление через наш языковой код.

Попытка найти соответствия между кодами очень часто терпит поражение – и будет терпеть поражение бесконечно вне зависимости от того, насколько хорошо вы знаете единицы кода.

Вот это самое «годами учу, все равно не могу сказать» — КРОЕТСЯ ЗДЕСЬ. Изучение языка из этой позиции похоже на попытку сложить паззл «Парк Юрского периода» при помощи кусочков из коробки с паззлом «Мона Лиза».

Соответствие имеет смысл искать в коммуникативных намерениях говорящего, потому что они находятся ВНЕ языковых кодов, они рождаются ДО воплощения в конкретной фразе, и они – универсальны.

Мы все более или менее едины в восприятии временной линии, у нас у всех есть некоторые представления о характере действия (продолжительности, завершенности, повторяемости), мы все понимаем разницу фокусов – на процессе, на действии, на состоянии, на результате.

Мы все при помощи языка можем давать указания, просить о чем-то, сообщать о планах, впечатлять накопленным опытом, хвастаться результатами, галантно предлагать или сердито одергивать.

Абсолютно все то, что мы привыкли выражать на родном языке, может быть выражено на любом иностранном, но только при одном условии: если мы откажемся от привычного способа мышления и выражения как от единственно верного и рассмотрим принципиально другой на всем пути следования от замысла – до готового высказывания.

Чтобы грамматика начала служить решению ваших личных коммуникативных задач, нужно научиться видеть, какие именно коммуникативные задачи она помогает решать таким же, как вы, людям, но – носителям другой культуры и другого языка.

Вы быстро начнете узнавать ситуации, в которых они оказываются, намерения, с которыми они обращаются к собеседникам, мысли и чувства, которые они закладывают в те или иные формулы. И обнаружите, что мы – похожи (в отличие от систем, правил, конструкций, слов, интонаций, произношения и т.д. и т.п.)

Сделать это сложно – но не невозможно. Я не знаю, есть ли другие пути достижения вожделенного состояния «я свободно говорю на английском языке», но я нашла этот – и делюсь именно им.