Пост про группу CPE породил предсказуемую, хоть и неожиданную, дискуссию на тему «родители и дети».
В отношении этой темы я, как известно, практикую воздержание – чуть ли не самое последовательное в жизни, в отличие от других пороков и излишеств (слаб человек, и ничто человеческое мне не чуждо). Я давно заметила, что вопрос о детях и их воспитании или – в моем случае – вопрос об обучении их английскому языку делает из симпатичных вменяемых людей собрание непримиримых оппонентов. У них всегда в запасе найдется масса острых слов, доказательных примеров и обезоруживающих аргументов. Все знают, как надо делать ЭТО, и, кажется, только и ждут, когда им предоставят площадку для высказываний.
Политику воздержания я планирую продолжать и дальше – хотя бы потому, что участвовать в этих баталиях нет никакого моего здоровья. Все равно все кончается вопросом: «А есть ли у вас дети?» и триумфальным закидыванием меня помидорами, потому что сытый голодного не разумеет и все такое. Мало того, я с этим согласна. Отсутствие детей – существенный минус в моей credibility. Я просто вряд ли могу срочно сообразить себе отпрыска лишь затем, чтобы продемонстрировать почтенной публике что-то более вещественное, чем мои оторванные от жизни убеждения, не имеющие практического воплощения. Даже если у меня вдруг появится ребенок, он совершенно точно не станет медийным проектом на тему «Как учат детей английскому языку настоящие профи». Мы не заведем с ним youtube канал, где трехлетний Мишенька или пятилетняя Дашенька будет вслух читать Mother Goose Rhymes, смешно качая в такт головой. Это я вам гарантирую.
Обычно я отношусь к родительскому рвению в отношении детей и их раннего развития, как минимум, с осторожностью, если не сказать скептически. Но сегодня мне хотелось бы высказаться в другом ключе – и выразить вам, дорогие родители, поддержку.
Эту поддержку я обычно приберегаю для уже выросших детей, которые после долгих лет мучений совершенно разной конфигурации приходят ко мне на консультации с просьбой помочь и наконец наладить их отношения с треклятым английским языком, незнание которого тормозит их карьеру, а иногда и жизнь. У меня есть опыт взгляда на отложенные результаты родительских усилий или полного их отсутствия в отношении раннего изучения языка. Кстати, прошу почтеннейшую публику принять во внимание, что ни у одного родителя такого опыта нет, и значит, я имею сказать что-то такое, чего вы можете не знать, даже если у вас десять детей и все учат английский с пеленок.
Если говорить коротко, закономерности не выявлены. Либо настолько сложны, что для практического применения непригодны. Меня учили английскому языку с 4-х лет, но это чистая случайность, родители этого не планировали. Ранний этап был лишен принуждения, поэтому язык шел естественно и приятно. Достаточно сказать, что моя тетя – преподаватель английского (я о ней недавно публиковала текст, который всем так понравился), никогда в жизни не занималась со мной английским языком и, более того, не проявляла интереса к моему прогрессу в этой области. Лето мы проводили вместе 6 лет подряд, и она ни разу не пыталась ни поговорить со мной на английском, ни усадить меня заниматься ни в какой форме. С началом школы, а тем более в подростковые годы занятия шли из-под палки – в основном усилиями бабушки. Там было совсем все не так гладко, но я плохо помню эти годы. Уверена, и родители допускали ошибки, и я была не сахар. Но результат мы имеем такой, что язык стал моей профессией, а кормить меня начал задолго до того, как я получила соответствующую корочку.
Тем не менее, ко мне на консультации попадали люди, чей детский опыт практически полностью совпадает с моим и которые не только не стали продвинутыми пользователями, но и испытывают к любым занятиям языком непреодолимое отвращение. И я не думаю, что дело тут только в родителях.
Когда меня спрашивают, как лучше всего обучать малыша языку, я привлекаю к ответу личный детский опыт, профессиональный взрослый опыт и личный опыт многочисленных клиентов, которым они со мной поделились, а также знания, почерпнутые от детских преподавателей и разного рода психологов. Из этого всего складывается такая картина: лучше всего малыш учит язык при наличии минимум одного взрослого человека, который не является его родителем, но к которому он привязан и с которым он практикует общение именно на этом языке. Идеально, если родители при этом тоже знают язык и общаются на нем с кем-то при малыше. В конце концов, именно так формировалось свободное владение французским и немецким языками в русском дворянстве, и эту модель мало что может перешибить.
Однако неплохо бы вспомнить о том, откуда изначально взялась эта модель. Скажем, во времена Пушкина, а уж тем более Толстого, иноязычные гувернеры были обычным делом. И если вспомнить сцену из Толстовского «Детства»: «немец Карл Иванович ведет детей здороваться к маменьке и папеньке», легко заметить, что маменька обращается к Карлу Ивановичу тоже на немецком языке. Но если откатить всего-то век назад, то мы имеем пьесу Фонвизина «Недоросль», где все учение сводится приблизительно к доктрине «Лишь бы был здоров Митрофанушка». Короткая историческая справка сообщает нам, что учение в Российской Империи насаждалось огнем и мечом и что требования часто шли впереди реальной возможности их выполнить. В 1714 году был издан указ, запрещающий дворянским недорослям жениться, пока они не пройдут начальный курс наук и не овладеют грамотой (отсюда и знаменитый вопль Митрофанушки: «Не хочу учиться – хочу жениться!») При этом найти учителей и учебники было задачей нетривиальной, особенно для жителей удаленных губерний. Учили грамоте по Псалтырю и Часослову, математике – вообще, я так понимаю, на пальцах. Именно в этот период в Россию огромным потоком хлынули псевдоучителя из-за границы. «Monsineur L‘Abbe, француз убогий, чтоб не измучилось дитя, учил его всему шутя, не докучал моралью строгой, слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил». Как бы сомнительны они ни были, а чему-то в общей массе они русское дворянство научили, этого отрицать нельзя. И не просто научили – они приблизили следующие поколения российских подданных к просвещенному европейскому сообществу, сделали их «вхожими» в этот мир. Во многом – через языки.
«Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь» — это, конечно, кокетство со стороны Пушкина: этот сукин сын учился в школе, которая задумывалась как дипломатический корпус, и образование давала великолепное. Однако общее положение дел среди более широкого круга Пушкин отразил не только иронично, но и очень точно.
Я думаю, что родители XVIII века предвосхищали все сомнения, надежды и чаяния родителей века XXI. Некоторые искренне считали все это учение блажью, но волоклись за общими тенденциями. Возможно, их подгонял страх нарушить закон или страх заработать общественное осуждение. Некоторые испытывали неподдельный энтузиазм, хотели идти в ногу со временем и жадно хватались за книги параллельно с собственным ребенком. Некоторые махали рукой на себя, полагая свою жизнь полностью устроенной, но ребенка заставляли учиться как следует, исходя из того, что новый век потребует от следующего поколения совершенно новых знаний и умений.
Вообще хотеть для своего ребенка лучшего и большего, чем для себя, — это глубоко нормальное и естественное родительское желание. Занимает почетное второе место среди двигателей прогресса – с небольшим отрывом от лени. Дети должны идти дальше родителей и учителей, это нормальный ход событий Любые усилия, которые родители прикладывают к тому, чтобы ребенок научился как можно большему количеству важных вещей в первые 20 лет своей жизни, имеют под собой добрые и благородные намерения. Этим намерениям я салютую от всей души!
Но я ж буду не я, если не выскажусь в жанре «сначала маску на себя» и «не пытайтесь управлять самолетом, сидя в восьмом ряду». Людмила Петрановская на вопрос «Как пережить переходный возраст ребенка?» — ответила: «У меня есть три совета родителям – секс, работа, алкоголь». Так вот.
Мотивация – это единорог в поисках цветка папоротника на Ивана Купала в ночь. У меня есть в запасе прекрасная статья про мотивацию (не моя), положу в первом комментарии. Любое сложное дело, в котором мы хотим преуспеть, двигается по синусоиде, и в моменты отсутствия мотивации силы нужно бросать не на ее поиски и воскрешение, а на дисциплину и поддержку себя для совершения необходимого минимума. Если человек умеет делать дело только тогда, когда у него сильная мотивация, — он обречен бросать и начинать сначала ЛЮБОЕ ДЕЛО. В особенности – любимое: бросить его невозможно, заниматься им только в минуты особого вдохновения – тем более.
Сопротивление – это естественное состояние человека любого возраста при возникновении трудностей. Вы же не полагаете всерьез, что в изучении языка нет трудностей? Не надо ему удивляться, не надо придумывать хитрые планы по его избеганию (при помощи бешеной мотивации, например), его надо просто выдерживать – желательно, максимально спокойно («секс, работа, алкоголь» — в добрый час). И учить ребенка выдерживать его самостоятельно. Насколько сильно давить и каким образом – этого вам не скажет никто: экспериментируйте на живых детях. По рисунку их сопротивления и понимайте, как вам получше подстроиться.
Будущее – «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». От себя добавлю, что также неизвестно, когда. Например, моя бабушка до проекта How to Know How так и не дожила, зато все мои брошенные институты, метания и стенания, а также упреки, получила сполна. Я понятия не имею, что ею двигало, когда она так напирала на мой английский язык (а также на занятия музыкой – за роялем я не сидела лет 25), но если взять результат ее напора в мои 20 и в мои 40 – то это две большие разницы.
Ну и последнее – все, что вы ни сделаете, все будет не так. А что-то – очень даже так. И что есть что в этой картине понять до конца будет невозможно еще очень, очень долго. Может быть всю вашу жизнь. Может – и всю жизнь ваших детей.