Второй квантовый скачок

Знать — не равно владеть

Первое, о чем все думают в контексте иностранного языка, это о том, КАК ЕГО УЧИТЬ И ЗНАТЬ. Я долго, многообразно и нудно раскрывала эту тему на чуть ли не на всех своих вебинарах и курсах – что для пользователей, что для профессионалов.

Да, для того, чтобы пользоваться языком, нужно, безусловно, что-то знать, чистая правда. Однако когда люди говорят о владении языком, о хорошем знании языка, они никогда не имеют в виду ЗНАНИЕ ЯЗЫКА, они имеют в виду РЕЧЕВЫЕ КОМПЕТЕНЦИИ.

Про эти две категории важно понимать следующее:

1. Это две разные категории.
2. Одна не переходит в другую сама по себе.

Знание есть некая сумма фактов, результат когнитивной деятельности познания.

Я могу знать, например, какие-то факты – кстати, мне с моей феноменальной памятью на слова очень легко знать множество фактов или названий, которые я не в состоянии ни осмыслить, ни применить. Я прекрасно помню слова «гель» и «золь» из биологии, но что это? К чему относится?

Я в курсе, что при рисовании важна перспектива, я даже понимаю, что это такое, но как ее создавать при помощи бумаги и карандаша? Я знаю очень много – эта информация может быть забавной, нужной, бессмысленной, раздражающей, случайной либо, напротив, полученной путем сознательных и долгосрочных усилий.

Где-то, например, когда-то в этом мозгу хранилась тригонометрия, но вот куда она запропастилась, а главное, к чему она была вообще, это уже утрачено. Язык, если учить его как сумму знаний и фактов, рискует превратиться в такие же разрозненные клочки.

Во всем нужна практика

Знающие люди скажут, что тут нужна практика. Вне всякого сомнения. Однако, знали бы вы, уважаемые, сколько лет своей жизни я потратила на: практику игры на рояле, решение математических задач, тренировку перебежки вперед и назад на коньках…

И что? И ничего! А почему? Потому что ничто из этого так и не стало неотъемлемой частью моей личности, позволяющей мне реализовывать важные жизненные задачи именно через эти навыки. Понимаете разницу?

Речевые компетенции на иностранном языке прирастают, развиваются и не утрачиваются только в том случае, если служат для повседневного решения значимых жизненных задач конкретной личности через эти навыки. Они не прирастают путем простого прибавления новых знаний к сумме имеющихся. Информация сама по себе не ценна.

Именно поэтому транскрипт для подготовки к синхронному переводу не является спасительной идеей: если навык по совершению переводческих преобразований в быстром темпе и под давлением не является естественным для переводчика, транскрипт его никак не спасет.

Из всего вышесказанного вырастает следующее:

• во-первых, дорога от познания новых слов и грамматических категорий к практической тренировке их использования должна быть очень четко простроена с методической точки зрения;
• во-вторых, в процессе познания и практики с самого начала личность конкретного студента должна учиться размещать себя и создавать личностно значимые смыслы.

То есть с самого начала изучения человек должен учиться решать жизненно важные для себя задачи на новом языке, — и это достигается обоюдными усилиями: правильно выстроенной методикой, которая не дает «отвлеченных» заданий, плюс личными усилиями студента, который позволяет материалу селиться у себя в голове, эту голову постепенно под себя перестраивая.

Иначе из знаний и практики никогда не сложится то, что конкретно вы хотите выразить для достижения такого-то и такого-то эффекта. А сложится только бесконечное конструирование и мямленье с мечтой о наличии готовых речевых формул и сегментов, которые были бы имплантированы в ваш мозг без участия личных усилий по формированию смыслов.

Необходимость второго квантового скачка

Но через некоторое время человек сталкивается с ситуацией, о которой очень мало кто задумывается вообще, и еще меньше задумываются – в начале пути (ну, оно и понятно).

Это момент эмоционального переживания себя, говорящего на английском, и работа по контейнированию этих (новых и сильных) эмоций. Я понимаю, что это может быть не понятно, но тут помогут аналогии с любыми актами публичного явления себя – особенно в новом качестве.

Тот момент, когда нужно продолжить петь на конкурсе, где судьи по очереди поворачивают кресла лицом к исполнителю: вот они НЕ поворачивают – и это эмоциональный стресс (не нравится?), вот они поворачивают вдруг все – и это опять стресс (о, боже, им нравится!), а также вообще все эмоции по этому поводу – «я на сцене», «я пою», «я взяла вот эту ноту», «меня покажут по телеку»… Весь этот компот.

Да что там, те же эмоции настигают нас, когда мы меняем элемент внешности: стрижемся, делаем татуировку, худеем, — нам кажется, что всем вокруг до этого есть дело, а если выясняется, что нет, то слегка разочаровываемся в людях. Пережить себя в новом качестве, равно как и отстроить заново систему зеркал внутреннего и внешнего позиционирования и восприятия – это целое дело.

Если человек лет 20 был хлюпиком, а потом за год накачал кубики на животе — он нескоро сможет воспринять их просто как естественную часть себя (возможно, никогда не сможет): для него они — флаг, манифест, заявление.

У людей, которые не говорили по-английский и вдруг начали – особенно если этому предшествовала какая-то трудная история, которая не сразу стала историей успеха, — всегда параллельно с реализацией своих речевых навыков и компетенций происходит мощнейшая внутренняя жизнь, связанная с эмоциями по поводу нового «я».

Там и эйфория, и удовольствие, и новая степень свободы, и любование собой, и недоверие к результату своей речи, и попытка найти свою идентичность в происходящем. «Неужели это я? Говорю? И меня понимают? И мне сейчас дадут то, что я попросил, реально? И меня даже не переспросили, то есть я еще и с произношением справился? И я что, успел понять ответ и обработать его?!» — ААААААААААААА!!!!!!!!

Моя преподавательница по вокалу говорила, что рано или поздно в жизни каждого начинающего исполнителя наступает момент, когда он не может продолжать петь, потому что слезы душат его.

Это физиологическая реакция на собственный голос, который внезапно раскрылся или поднялся или опустился – в общем выкинул нечто такое, чего раньше с ним не случалось, и привел тем самым обладателя голоса в новую эмоциональную точку, с которой еще нужно как-то справиться. И это дело не одного дня.

Что еще важно знать про эмоции

Эмоции могут быть и другими: например – стыд, неловкость, ощущение неестественности и чужеродности происходящего. Иногда люди находятся в глубоком разводе с собой на время использования ими иностранного языка, как будто он – неудобная обувь, в которой нужно зачем-то сплясать один странный танец.

Тогда внутренний монолог, конечно, будет звучать иначе, но важно не это. Важно то, насколько эмоциональная составляющая нового опыта и способность человека ее переживать влияет на чистоту его перфоманса, т.е. в нашем случае – речевой продукции, и на способность этой продукции достигать целей.

И головокружительный полет на крыльях восторга, и мучительное зависание в неестественности, — оба забирают на себя слишком много внимания, обделяя им контроль качества и собеседника, который вообще не виноват в ваших сложных отношениях с собой.

Я говорю на английском с 4 лет, поэтому я во многом лишена была этих переживаний с самого начала. Я, производящая речь на английском языке, давно себя не впечатляю, и даже вход во французскую речь был этим опытом немало сглажен: ну я, ну ртом иначе шевелю, в принципе, ничего экстраординарного. Однако я испытывала похожие вещи в моменты профессиональной реализации себя через язык – как раз в случаях с устным переводом это становится заметнее всего.

Так что же было не так в синхронистах Тони?

Что лично мне как слушателю и профессионалу не понравилось в работе коллег на семинаре Тони Роббинса?

Они позволили себе уплыть за оратором в его эмоциональном буйстве, что немедленно сказалось на качестве перевода. Нет, я не имею в виду, что эмоционально заряженного оратора нужно переводить тоном консервированной селедки, я говорю исключительно о том, что синхронный перевод – не та деятельность, где можно себе позволить эмоционально увлечься происходящим, потому что она не терпит отвлечений никакого рода.

Основная задача переводчика состоит в том, чтобы сформировать точный по смысловому содержанию и удобоваримый, с точки зрения языка перевода, речевой продукт. Он обязан быть таким, чтобы люди, которые не знают исходного языка, поняли смысл сказанного в максимально полном объеме, и не страдали в ходе восприятия речи переводчика.

На Тони Роббинсе переводчики были очень эмоциональны и амплитудны, но допустили ряд ошибок, которые быстро показали уровень их профессионального развития.

Я не знаю, насколько понятно то, что я попыталась объяснить, но это хорошо заметно на музыкантах, особенно на вокалистах.

Юные обычно изнемогают от бремени собственной значимости, всячески являют себя миру со всех сторон. Каждый жест — statement. Они же – но постарше – заняты донесением того хрупкого, что создали или что взялись проводить, до каждого сердца в зале, а это совсем другая задача.

Как правило, итог такого развития выглядит как достижение гораздо более мощного результата куда более экономичными средствами. В этой точке исполнитель уже полностью владеет собой, материалом, залом, и делает это, действительно, без всяких видимых усилий.

Не этого ли хотят большинство изучающих язык?

Наглядный пример

Покажу вам две видеозаписи – одна и та же песня с разницей в 10 лет.

В первом случае, материал еще свеж и ощущается автором-исполнителем как живая, присутственная боль, от которой его побивает неподдельным эмоциональным током.

К сожалению, помимо всего прочего на этой записи Justin Furstenfeld еще страдает от биполярного расстройства личности, а также от злоупотребления наркотиками, поэтому часть его движений и общего напряжения можно отнести за счет непростого психического состояния и химических веществ.

Смотреть эту запись непросто, но я призываю вас потерпеть хотя бы минуту – полторы, чтобы сформировать четкий образ происходящего.

Blue October — Hate Me (Live at VH1)

Вторая запись — десятилетний юбилей песни. Здесь, я думаю, сильно упрашивать досмотреть до конца никого не придется (но если вдруг – то моя персональная просьба: дождитесь скрипки).

Давно завязавший с наркотиками и прекрасно стабилизированный Justin, счастливый муж и отец двух детей, делает с тем же материалом нечто куда более фантастическое. Обратите внимание, насколько более он расслаблен, насколько меньше действий совершает и насколько сильнее получается воздействие.

Насколько легче находиться рядом с опытом номер 2, чем рядом с опытом номер 1? К сожалению, качество самочувствия и выдачи продукта, как на втором видео, не достигается без честного проживания всей длинной дороги в 10 лет.

Подведу итог

Невозможно начать чувствовать себя, как рыба в воде, в процессе говорения на иностранном языке без того, чтобы сначала не узнать кучу всего, потом не начать практиковать это все, затем не пережить шока, восторга, падения, пристройки образа себя к производимым собой звукам…

И все это придется делать при свидетелях, на живую нить, с постоянным эмоциональным включением себя в эту розетку.

Ну или будем бултыхаться в рамках «несколько готовых фраз для стандартных ситуаций» — да, так тоже можно.

Одно с другим только путать не надо.