Много думаю про перфекционизм. В первую очередь, конечно, в рабочем контексте – о, я просто вынуждена постоянно с ним сталкиваться и о нем размышлять. Никто не говорит на языке сразу хорошо – и все это понимают, но понимают абстрактно. В рамках формулы «вообще с евреями все ясно, но наш Семен приличный человек», половина из тех, кто якобы «понимает», начинают яростно жевать себя изнутри, как только дело касается лично их и их неидеального знания языка. Вообще – да. Но я – нет. Это же я!

Тут выхожу я и мечу из рукавов аргументы: и про то, что с той стороны скорее ждут контакта, чем яркого выступления; и про то, что школа с оценками давно закончилась; и про то, что папа тогда был неправ; и про то, что жажда идеальности тормозит вполне возможный и очень реальный прогресс. И до сих пор подписываюсь под каждым словом.

Но поскольку мне все время пишут: «вы не только про язык», то я воспользуюсь служебным положением и разверну перфекционизм в другую сторону – не про язык.

Неладное я почувствовала года полтора назад, когда количество заявлений о том, что нужно засунуть подальше своего внутреннего критика, освободиться от его неусыпного наблюдения и творить смелее, превысили в моей голове критическую массу. «Позвольте! – подумала я, — У меня очень приличные отношения с внутренним критиком, он совершенно мне не мешает – наоборот, следит любовно из угла, чтобы я хуйни не налепила». С тех пор эта мысль все время болталась на задворках моего сознания. Видите ли, кругом довольно обильно насыпано примеров того, как люди успешно задвинули своего внутреннего критика where the stars don’t shine, и, честно говоря, продукты этого успеха иногда выглядят так, что очень хочется позвать критика внешнего, чтоб сказал уже этим людям, что им не стоит писать тексты, рисовать картинки, делать сайты, учить людей английскому языку, обрабатывать фотографии и все такое прочее. Либо вернуться к этим занятиям с огромной осторожностью, проведя года два в секретных лабораториях за прилежным постижением того ремесла, за которое они так бодро взялись, отстегнув от себя несчастного встроенного критика (бедняжка, я сейчас заплачу).

Дальше я медленно, но верно прикатилась к осознанию, что сама живу по схеме «все, кто угодно, — пожалуйста, я – нет». Это не значит, что мне ВЕЗДЕ надо все самое-самое, но я определила, как это происходит и где пролегает граница, благодаря одному слову (лингвистика, моя лингвистика). Я понаблюдала за объектом (за собой) и увидела, каким словом я называю случаи горчайшего разочарования – я называю их «недотрах». То есть не «вообще плохо» — а «то, что могло быть очень-очень хорошо, имело все предпосылки к триумфальному завершению и взрыву положительных эмоций, сломалось на каком-то этапе, скомкалось, сникло и прикатилось к совершенно другому эмоциональному результату». Чем выше ожидания восторга – тем ужаснее обнаружить себя за две-три эмоциональные единицы до.

Съесть слегка пригоревшую или пересоленную яичницу с помидорами – да не вопрос. Обнаружить, что торт «Прага» из дорогого заведения, куда я пришла на воскресный бранч с друзьями, не похож на «мамин, как из детства» (а иначе чего его вообще заказывать?) — это может стать проблемой. Выйти в соседний магазин в случайном комплекте одежды – ой, да кто там смотрит. Заметить, что на фотографии некрасиво лег подол платья, а фотограф этого не заметил и мне об этом не сказал, – и я сурова. Совершенно субъективная вещь: если я вышла на тропу получения удовольствия, а удовольствие получила не на 100%, — все. Жизнь моя мрачна.

Какая самая страшная оценка была для меня в школе? Правильно, 4. Не потому, что, а потому что. Потому что маленькая досада ужаснее полного краха. Ощущение «не дотянула» отвратительнее ощущения честного ноля, отсутствия, потому что его легко преобразовать в «да я на вас трижды клала в прыжке и вприсядку, засуньте себе в ж* свою геометрию».

Нам часто кажется – вероятно, справедливо, что перфекционизм – это наносное, присвоенное. Авторитетные взрослые фигуры требовали от нас высоких или даже невозможных результатов, и мы привыкли ставить себе такие планки, через что теперь и страдаем, и изматываем себя всю жизнь.

Я не знаю, случилось ли так со мной, но, откровенно говоря, подозреваю, что процесс был совершенно обратным. Думаю, это я всегда была не в меру амбициозна, честолюбива, тщеславна, требовательна к себе, окружающим и обстоятельствам, и родителям требовалось неимоверное количества ума, сострадания, такта, а также тупо времени и сил, чтобы утешить такого ребенка, если у него что-то не получилось. Плюс походя привить здравую мысль о том, что есть вещи в жизни, которые не могут получаться сразу. Откровенно говоря, почти все стоящие в жизни вещи сразу получаться как раз-таки и не могут…

Думаю, уже только ленивый не знает, что я бросила три вуза, прежде чем закончить Институт иностранных языков в Петербурге. Когда я начала в нем учиться – на вечернем, при полном рабочем дне – вся моя семья дышать боялась и воздерживалась от ремарок относительно этой учебы все 4 года. Когда я получила диплом, мама сказала: «Ты думаешь, мне было нужно твое образование?! Да мне трижды плевать через левое плечо, что там делаешь и есть ли у тебя диплом. Я просто знала, что рано или поздно ты сама себя сожрешь поедом, что у тебя его нет». Она была абсолютно права.

На днях меня потряс Пенсионный Фонд. История вышла мутная и глупая, как это часто и случается, когда речь идет о наших государственных органах. Описывать лень, сверну все в очень простую фразу: за полтора часа я получила столько впечатлений довольно большой силы и совершенно абсурдного толка, что устала на двое суток вперед. Каменный век, полная рассогласованность отделов, огромное количество людей, каждый из которых выполняет крошечный участок работы, и смысл всего процесса выглядит очень нездорово. Я вышла на улицу под дождь и с грустью подумала: «Надо же, такое количество человек в принципе лишены возможности испытать от своей деятельности тот захватывающий восторг, который удается иногда испытать мне». И тут же подумала: «О, вот оно».

Спрашивается: где бы я была без своего этого перфекционизма? Без образования? Без привычки, стремления и иногда даже умения так учесть множество деталей, чтобы они в итоге сложились в огромное чувство удовлетворения, которое можно ощутить почти физически?

Не знаю. Может быть, в Пенсионном Фонде.

Перфекционизм бывает очень разный – так я теперь думаю. Есть люди, для которых он – естественная уровень функционирования здорового организма. Встроенная оптика, встроенная модель ощущений, возможно, даже определенного букета ощущений. Чтоб вот тут фиолетовое, а тут кисленько, тут еще саундтрек исландской непроизносимой группы, и диафрагма 1.4. А иначе смысл? Так победим.

В общем, не все что перфекционизм, то плохо. И не всегда он останавливает действие, а если и останавливает, то, возможно, с целью самой благородной: нащупать изнутри, где та дорожка, которая приведет в нужную точку издалека прогнозируемого восторга. Вот ты еще не там – но точка фонит, вибрирует, показывает себя, как модель на подиуме со всех сторон, и манит, манит… И иногда действительно не нужно в мире просто еще одной коллекции одежды, просто еще одного фильма, просто еще одной порции фаршированных перцев или учебника по математике. А нужен восторг. Чистый, беспримесный, высокоуровневый восторг. Найти его – задача органических, здоровых перфекционистов.

Ну а с тем, что никак не получается, им просто нужно помочь  


Like, share, repost. Peace, love, smile. Learn.