Копьем вперед

Если вы читаете меня давно, вы точно знаете, что я в первых рядах скажу: «Можете не учить английский – не учите. Если вам нужно реально дважды в год объясниться в отеле или аэропорту – игра не стоит свеч».
Но то, что я пронаблюдала в этот приезд в Турции, – это совсем не просто незнание языка. Это воинствующее невежество и тотальное неуважение к чужой культуре и нормам международного общения. Адептом такого подхода к делу я никогда не была и под незнанием и нежеланием учить язык вот ЭТОГО не подразумевала.
Между тем, чтобы просто не знать английский язык и нести это незнание копьем вперед в международную коммуникацию есть большая, большая разница. И я всегда с пониманием и симпатией отношусь к людям, которые выбрали язык не учить – в силу возраста, занятости, других жизненных приоритетов. Но глаза мои наливаются кровью, когда приходится свидетельствовать слияние позиции «не учил и учить не буду» с идеей «а теперь мне еще все должны, ну что ж ты, обезьяна нерусская, не понимаешь».
Уважение и знание в зоне межъязыковой и кросс-культурной коммуникации не коррелируют автоматически. Есть люди, которые прилично знают международный английский или даже язык конкретной страны, в которой находятся или с представителями которой общаются, но ведут себя неуважительно по отношению к международным или национальным традициям, нормам делового или социального этикета. Есть, напротив, люди, которые не могут связать двух слов, но источают абсолютное дружелюбие, осознанное отношение к себе и людям вокруг в предлагаемых обстоятельствах, демонстрируют открытость, искренность, заинтересованность, уважение и достоинство.
При прочих равных абсолютно все люди мира и любых культур предпочтут вторых. Потому что даже если общение с ними будет мимолетным и словесно бессодержательным, оно будет приятным. Если наложить на эти качества пусть и средние знания одного международного языка, количество открытых дверей по всему миру (реальных и метафорических) вырастет по экспоненте.
В середине отдыха нас бесцеремонно перевезли в другой отель. Почему мы не воспротивились – это отдельный разговор, не сейчас. Но разница обожгла нас больно, причем помимо каких-то бытовых неудобств (ну, например: было 25 минут до аэропорта, стало 1 час 15 минут) выявился вот этот тонкий коммуникативный аспект, на который раньше я не обращала такого пристального внимания.
Сначала мы просто заметили, что народу гораздо, гораздо больше. Потом заметили, что почти весь народ – русский и украинский. Потом заметили, что три четверти staff’a отеля говорит на русском языке и автоматически переходит с нами на русский язык, даже если мы начинаем коммуникацию на английском. Мы дня три не могли нащупать и сформулировать, что же нас тут так сильно раздражает, но сравнение с предыдущим отелем помогло.
В первом отеле нас в основном окружали, как ни странно, турецкие семьи с детьми. Были еще немцы, другие неопознанные европейцы, разумеется, были и русские люди. Служащие общались с нами на английском, а когда мы выучили несколько турецких слов, то и на турецком (с видимым удовольствием). Мы знали, как сказать: «Привет», «спасибо» и «два»
Набор, прямо скажем, спартанский, и пользовались мы им через раз, но и нам, и, надеюсь, турецким нашим собеседникам было приятно.
Одним вечером мы затеяли играть в бильярд. Стол стоял в углу большого патио, где по вечерам собиралась вся тусовка: кальяны, кофе, десерты, горячий шоколад для детей, иногда живая музыка. Сначала нашей игрой заинтересовались маленькие зрители: две турецких девочки 10 и 5 лет очень активно хотели поучаствовать. Мы разрешили. Старшенькая бойко выдала нам небольшой набор английских фраз, в частности сделала комплимент Элиным розовым волосам. Ее родители не говорили на английском совсем, и явно переживали, что девчонки мешают нам играть, но в итоге, конечно, все разулыбались, развеселились и остались очень довольны друг другом.
Потом за нами стала наблюдать степенная македонская семья в составе: дедушка, бабушка, дочь и внучка (в коляске). Причем дедушка очевидно объяснял бабушке правила игры и комментировал наши действия. Мы немножко смущались: во-первых, мы играем плохо – и, разумеется, тем хуже, чем внимательнее на нас смотреть; во-вторых, женская половина семьи была хиджабах, а мы, прямо скажем, неформальные тетки в открытых майках, одна вообще с розовым ежиком на голове. Но не могли же мы сказать: не смотрите на нас, вы нас смущаете.
Через некоторое время смущение прошло. Люди смотрели с очевидным интересом и абсолютно нейтрально. Когда мне нужно было ударить с их стороны, а кий не влезал, они молниеносно перегруппировались вокруг своего стола и продолжили наблюдения. Позже мы чудесно пообщались на английском языке и далее неизменно здоровались на пляже и в ресторане.
Уходили мы от стола под рев турецкого мальчика, который хотел всячески тусоваться с нами, но не знал, как. Хотя мы даже позволили ему положить пару шаров в лузу руками – к огромному смущению его мамы, которая рассыпалась в длинных турецких благодарностях.
Отдельную мою гордость составила коммуникация с турецкой бабушкой, которая жарила традиционные лепешки с сыром. Мне удалось объяснить ей при помощи турецких слов «да» и «нет» и красноречивых жестов, что лепешку я хочу, а вот от обильного смазывания ее маслом прошу воздержаться. Она сделала, как я просила, и это было прекрасно.
Такие маленькие примеры – сущие пустяки, но, лишившись их после переезда, мы оценили их по-новому.
В мире, где на тебя с видимым удовольствием и интересом смотрит дружелюбная женщина в хиджабе из Македонии, хочется жить. Частью этого мира хочется быть. Этот мир безопасен. В нем могут одновременно существовать люди, которые искренне считают, что могут оскорбить Аллаха, оголяя какие-то части тела даже для купания в море, – и люди, которые красят волосы в яркие цвета и забивают тело татуировками. (Мы, кстати, в полной мере пронаблюдали курортные моды мусульманского мира – от таких же купальников, как у нас, до полностью закрытых черных одежд с обязательным головным убором, и это было очень интересно). Это мир, в котором мне всегда есть и будет место, потому что там все разные и все позволяют всем быть таковыми.
Второй отель представлял собой русскую и русскоязычную резервацию. Да, встречались, конечно, туристы из других стран, но мало. Туристы из самой Турции отсутствовали как класс. Ориентация отеля на русскоязычных туристов и их молниеносный переход на русский с нами как бы автоматически причисляли нас к массе соотечественников, от которой хотелось всячески отгородиться. Нет, я уверена, что в жизни многие из них могут быть довольно приятными людьми, но это какая-то абстрактная уверенность. Мои наблюдения это не подтвердили.
В основном они правда были угрюмы, закрыты и инфантильны. Не предпринимали почти никаких попыток коммуницировать как-то иначе, кроме как на русском или хамском английском без улыбок и предисловий. Не трудились устанавливать невербальный контакт до начала сообщения. Не трудились проверять понимание и контакт после сообщения. Не трудились благодарить. Общались со своими детьми, как с людьми, за которых кругом априори стыдно и которые изначально сделали что-то не то, а если еще не сделали, то сейчас сделают. Пили и ели, как не в себя, двигали столы, чтобы усесться шумной компанией, просили забеганных официантов принести им выпивку, хотя прекрасно могли дойти до всего сами. Умело сочетали вид хозяев мира и зеков в очереди за пайкой.
В этой резервации быть не хочется. В ней нет ничего безопасного. В ней есть тревога, разделенность, конкуренция. Ощущение зависимости от других людей и настороженность к ним. Необходимость вступать в некомфортный контакт для получения минимальных благ. Воинствующее предъявление прав и страх, что права эти – птичьи. Видимость, которая рождает уязвимость, но не рождает единения.
Связывать это с политикой мне неохота, хотя связь очевидна. Это уж вы сами или пусть политологи. Я не они.
А вот связь с языком и умением им пользоваться для меня гораздо важнее. Язык-то проще подучить, чем мировую политику править. И эти возможности у нас у всех есть. Ну или пока – есть, не будем думать далеко наперед.
Я по-прежнему считаю, что у любого человека есть святое право не учить английский, особенно если вы действительно планируете расчехлять его не чаще раза-двух в год в коротких формальных коммуникациях со служащими аэропортов, ресторанов и отелей. Таких людей полно во всем мире, включая даже европейские нации, где общий процент хорошо владеющих международным языком всегда выше.
Но именно придание своему незнанию ошибочного статуса «нормы», отсутствие уважение к другой культуре или принципам межкультурного взаимодействия, даже более того – упорное игнорирование самого их существования, – именно это способно сделать из нас людей, с которыми совершенно не хочется иметь дела. Никому.Даже нам.