Что-то у меня есть смутное ощущение, что после вчерашней заметки на моем кружевном манжетике мне следует объясниться. (Заметка была про плохое произношение собеседников — носителей русского и французского языка — на английском языке в ходе подслушанного мною диалога в кафе). А то частично реакция была такая, как будто люди не читали меня до этого (ну, может, некоторые и не читали).

1. Я вообще-то как раз один из самых сильных адвокатов позиции: «для успеха коммуникации все средства хороши (при условии, что они не выходят за рамки уголовного кодекса)», который только есть в сети. Ко мне массово приходят люди за утешением, успокоением, ободрением и одобрением по поводу своего неидеального английского и неидеальных попыток его улучшить. Основной товар, которым я торгую на этом рынке — чувство бесконечного облегчения и обретения наконец хоть какой-то зоны комфорта при соприкосновении с английским языком. Это — крайне популярный товар для тех, кто годами рвался выйти из нее так активно, что давно позабыл, где она вообще находится.

2. Я прекрасно осведомлена о состоянии дел в зоне «английский язык как средство международного общения между людьми, для которых он не является родным», причем не только с точки зрения личного опыта или наблюдений за случайными жертвами в точках общественного питания. Я исследую этот вопрос с профессиональной точки зрения, занимаюсь вопросами построения коммуникации и необходимыми для этого компетенциями и в среднем знаю об этом чуть больше, чем обычный человек и даже чем обычный преподаватель иностранного языка. Мои уши и глаза всегда открыты.

3. Меня абсолютно точно никоим образом не напрягают любые несовершенства в языке тех людей, которые пришли ко мне на урок, на курс или консультацию. Создание дружелюбной и принимающей атмосферы — одна из главных черт проекта How to Know How, который позиционируется как проект по бережному изучению английского языка. Люди пришли за помощью. Разумеется, они что-то делают не идеально. Если бы все знали язык на уровне С2, у меня не было бы работы, денег, признания, самореализации, чувства принадлежности, нужности, и большого куска счастья. Не нужно делать из меня сноба, ведьму, граммар наци, училку и другие образы, которые живут отдельно в чьих-то головах и под которые я могу подходить по чьим-то случайным критериям. У меня все в порядке с профессиональной этикой, и я умею работать с людьми.

4. Я вообще довольно толерантный человек. Ко всему. Толерантность моя снабжена высокой наблюдательностью, юмором, умением испытывать смешанные чувства и позволять людям быть ровно такими, какие они есть, даже если что-то в их поведении меня задевает (это вообще-то и есть толерантность, быть толерантным к тем, кто никак не задевает, невелика заслуга).

5. Да, у меня правда иногда внутри екает, капает и щемит от того, что происходит в зоне английского языка. А иногда в принципе рождается желание крушить и мочить. Это происходит от того, что мне не все равно — на глубинном, органическом уровне, — и именно это делает меня хорошим профессионалом в своей области. Люди, которым по фиг, даже гвоздь нормально сделать не умеют, так что, извините, но к языку у меня страсть, и я позволю себе оставаться с ней.

6. Люди могут говорить на английском как угодно, это их святое право. А я как человек, бесконечно влюбленный в язык в целом и английский в частности, могу позволить себе испытывать чувства. В частности — сложное чувство, которое состоит из радости по поводу распространения языка и грусти по поводу размывания его границ, стандартов и красоты. Я человек толерантный, но не всегда политкорректный  И политкорректность не люблю. Я могу отдельно восхититься уровнем и отдельно погрустить про произношение, и ни то, ни другое не ведет меня ни к каким выводам относительно этих людей — только к выводам относительно состояния и положения языка в мире и моих наблюдений за ним.

И как говорила великая Miranda Pristley, ‘ That’s all.’


Like, share, repost. Peace, love, smile. Learn.