Моя переводческая жизнь началась задолго до того, как я выучила язык.
Это глубоко непрофессионально, неправильно, ай-ай-ай, не пытайтесь повторить это самостоятельно и прочие предупреждения are in order, НО.

На самом деле, так делают все, а кто не делает – тот обнаруживает себя в ситуации, когда все равно производственная (или иная) необходимость перевешивает имеющиеся знания/навыки. Невозможно сразу стать очень опытным и тренированным переводчиком, даже если ты в вузе честно делал мнемонические упражнения, учился автоматом переводить футы в метры и 17 месяцев в нормальный детский возраст, далдонил скороговорки и досконально изучал трансформации и компрессии.

Точно так же, как невозможно себя сразу обнаружить очень опытным пользователем языка, который не садится ни в лужи, ни в галоши. Надо очень долго тренироваться в полях, чтобы научиться вовремя замечать окрестные галоши и ловко напяливать их в полете перед приземлением в лужу. Фигура высшего пилотажа в этом жанре характеризуется непринужденной улыбкой и отсутствием колебаний скорости и тональности речи. Все думают, что наблюдают сюжет «говорить, не задумываясь», хотя на самом деле, они наблюдают точный расчет траектории полета в лужу с молниеносным вычислением плана Б и курса в спасительную сторону.

Это роднит нас всех. И все знают, что в компании, где кто-то знает язык лучше, а кто-то хуже, потребность в переводчике материализуется сама собой, как черт из коробочки. И достается тому, что конкретно в этом сообществе людей считается более компетентным, даже если он при этом вопит благим матом и просит не бросать его в терновый куст.

Мне было 9, когда нашу семью открыли для себя дальние родственники из Америки – потомки дореволюционных русских эмигрантов. Решительные и сумасшедшие люди – они быстро оценили потрясающие возможности такого контакта: визит в страну только что павшего железного занавеса и общение с реальными людьми, которые провели за этим занавесом почти всю свою жизнь (последняя зарубежная поездка моего деда состоялась в 1945 году, направление оглашать, думаю, не требуется). Со своим интересом к тоталитарным обществам типа Северной Кореи я понимаю их очень хорошо.

Английский, как многие знают, я учила с четырех. Надо ли говорить, что именно мне выпала великая честь переводить туда-сюда застольные беседы, которые касались мировой политики, экономики, истории, военного дела, архитектуры, а также «бытовых вопросов» типа: «Мы можем поехать в Петродворец на Ракете» или «Не желаете ли еще кусочек?»

Понимая, что я не идеальна и перегреваюсь, дед подключал знания немецкого, идиша и телесный контакт. Бабушка, пододвигая блюдо с горячим поближе к объевшимся гостям, выражалась на уровне: “Please”. Мама, сдавшая в вузе госэкзамен по английскому языку на нетвердую четверку, предательски молчала (ну она и на русском имеет такую вредную привычку, когда количество людей превышает 2). Иностранцы пили водку и жадно, жадно общались.

Я справлялась отлично. Плохо, но отлично. Это совершенно пьянящее чувство полной вседозволенности и критической важности, действует на мозги ошеломительно. Ты смутно понимаешь, что делаешь все на грани фола, но без тебя ничего не крутится вообще, ты главный человек на этой вечеринке. При этом тебе всю дорогу неминуемо стыдно, ты устаешь, как собака, ты тупо хочешь помолчать и поесть уже наконец (рот-то занят! уж и торт поднесли – занят, собака: они обсуждают Никсона! Горбачева! Сталина! BBC! Эрмитаж! Валовый внутренний продукт!), но ты понимаешь, что хватать это новое чувство надо сейчас, потому что иностранцы уйдут, а торт останется.

Так я стала переводчиком. До диплома оставалось каких-то 18 лет.

На самом деле от царя Гороха люди переводили друг друга, не умея этого делать. Именно благодаря им у нас сейчас есть золотые стандарты профессии, позволяющие делать это хорошо и учить этому других. Перевод всегда будет частично любительским или вынужденным, всегда будет сопровождать изучение языка. От домашних попыток понять, что указано на этикетке, до кабинки с микрофоном на международном конгрессе пролегают световые годы, но как ни крути, все это – перевод. Зона свободы – и жесточайших правил. Полного попустительства – и высочайшего профессионализма. Пьянящего успеха – и прилюдного стыда. Зона моей первой любви и бесконечного восхищения перед языком и его возможностями.


Like, share, repost. Peace, love, smile. Learn.