Меня стали спрашивать, как писать тексты. Буквально просят провести мастер-класс, зовут выступать куда-то с этой темой…
Я вам сейчас расскажу, как это – писать. Одним вечером ты садишься писать текст, не потому что сильно хочешь, а потому что он тебе нужен, это рутина. Тексты обслуживают собой проект, они должны описывать мероприятия и заполнять паузы между мероприятиями, у них есть функции, эти функции продающие и поддерживающие. Короче говоря, на завтра тебе нужен текст. Ты пишешь его, а он – ну дерево деревом, если не сказать прямо: бревно. О чем он вообще, к кому ты обращаешься, кто так разговаривает? При этом есть отдельные удачи. Кусочки прозрачного стекла поблескивают в вязком гудроне, и при мысли о встречи текста с помойкой их немного становится жаль. Переписывать с чистого листа? Марать этот?
Ты закрываешь крышку ноутбука и рыдаешь два часа с подвывом и икотой, искренне и горячо благодаря Господа за то, что для дыхания у тебя в туловище предусмотрено две дырки, как раз для таких случаев. Ты рыдаешь разом про все: про чудовищную физическую усталость, утрату нормальной писательской интонации, а также про то, что завтра PowerPoint мигнет – и случайно похерит часа четыре твоей кропотливой работы (ты еще об этом, конечно, не знаешь, но поплакать заранее – опыт и мудрость). Тебя утешают, обнимают, приводят в порядок, уговаривают спать. Учитывая, что текст ты начала писать уже в постели, совет бесценный. Актуальность его за последние два часа если как-то и изменилась, то только в сторону возрастания. Но ты рвешься на кухню, где на столе отдыхает от тебя ноутбук, что-то бессвязно лопочешь про «боюсь забыть» и заходишь на почетный кружок еще минут на 10. Наконец, закапав нос и глаза какой-то дрянью, засыпаешь.
На следующее утро за час рождается бодрый текст. Нормальный, рабочий, в меру остроумный, внятный, целевой. Неидеальный. Достаточно хороший.
***
В моем случае работает генетика. Я не знаю, что работает у писателей, которые родились в семьях рыбаков и конторских служащих, но я же про себя рассказываю. Так вот, у меня генетика. Мама, папа, сестра и даже папина жена, не имеющая ко мне ровно никакого отношения, — все филологи-слависты. Остальные родственники причастны иначе: кто работал в библиотеке, кто сам писал, кто преподавал языки. В этом пункте я ничего не могу передать и ничему научить.
***
Началось все с того, что у деда на полке стоял блокнот в тканевом переплете – зелененький ситчик в розочку. Я эту книжку заприметила в раннем возрасте, и долго хотела ее иметь – просто так, ни для чего. Мне нравились розочки на зеленом фоне. Их было бы уместнее иметь на платье, но платья не было, а блокнотик был.
Блокнот этот подарил деду его одноклассник – Борис Ефимович Слуцкий. У него была привычка писать стихи в таких блокнотах, он заказывал их специально у переплетчика. Один подарил деду (с автографом), и дед берег его, сам не зная, для чего. В итоге, когда мне исполнилось 8, он поддался моим просьбам и отдал его мне под дневник. Разумеется, я исписала его всякими глупостями. Но это было начало.
***
С тех пор я вела дневник. Так что второй пункт программы «как научиться писать» у меня тоже хреновый: писать хорошо бы всю жизнь. Что может быть в дневнике у юной девицы? Жутчайшая дрянь, не сомневайтесь. Но привычка оформлять свои мысли в письменном виде создается на любом материале. В дневниках я писала от руки, слова не сокращала. Писала километры.
Потом я писала хорошие сочинения. Потом – хорошие курсовые.
Где-то ближе к тридцати я познакомилась с практикой утренних страниц Джулии Кэмерон и стала делать это. Переезжая с места на место, я неизменно тратила час-другой на то, чтобы порвать в клочки все свои утренние страницы, написанные в покидаемой квартире. Потом я узнала о фрирайтинге и нарративных практиках, но на это меня уже не хватило.
Сейчас я ничего не пишу, кроме того, что публикую в блоге. С некоторых пор я запретила себе умножать сидячие хобби, иначе скоро у меня просто задница отвалится. Если я хочу к старости написать приличные мемуары, есть смысл получше заботиться о подвижности тазобедренных суставов. В мире литературы-то я уже ого-го.
***
В шесть лет я написала первое стихотворение и страшно изумилась. Потом еще одно. В шестнадцать внезапно выдала оду школьной учительнице литературы по случаю выпуска. В 22 обнаружила, что могу писать стихами и довольно складно – вероятно, на том уровне, на котором ранее писали стихи в гимназиях (когда-то было в порядке вещей задать детям на дом задание: сочинить стихотворение на определенную тему). Я писала стихами в даже в icq. Где-то лет, наверное, восемь это продолжалось, был ЖЖ со стихами, были даже поклонники. Потом человек, в которого я влюбилась, сказал мне: «Странно, в жизни ты глупее, чем твои стихи». И стихи мне отрезало, как ногу.
Пережила я это почти бескровно. Некоторые были хорошие, кстати, но не все, это уж точно. Пару раз я пыталась вернуться к этому делу, у меня не получилось.
Кстати, еще про деда: он обожал стихи и пытался привить эту любовь мне. Начал рано и энергично: в детстве я читала наизусть строки, содержание которых не могла ни понять, ни почувствовать. Дело кончилось плачевно: у меня всю жизнь очень сложные отношения с этим жанром, несмотря на умение что-то делать в его рамках, а чтение стихов вслух я физически выношу с трудом. Дома были шкафы, полные поэзии, большинство книг – с автографами, но я к ним не прикасалась.
***
Сейчас мои тексты имеют совершенно ремесленный характер, и мне это приятно. Я считаю это почетным и совсем не против повысить свое именно прикладное, ремесленное мастерство. Я уверена, что хорошие писатели обязаны быть хорошими ремесленниками (наоборот — нет), и что плохое владение ремеслом – это удел графоманов, а не гениев.
Я искренне думаю, что желание «выразить себя» довольно мелкое и пошлое, оно не может быть целью. Интернет, кстати, тут нам сильно подгадил: он дает площадку для самовыражения абсолютно всем на равных условиях, и опыт показывает, что какую хуйню не сотвори, у нее обязательно появятся поклонники. Это сбивает прицелы.
Текст всегда несет на себе отпечаток автора, для этого не нужно стараться «выражать себя». Он нас выразит непременно – причем не всегда так, как нам того хочется.
***
Писательство требует дисциплины, и это ужасно. Текст может начаться с вами в любой момент, и нужно уметь законсервировать начало – и донести. Когда я еще работала в офисе, еще курила и еще писала стихи, я выходила на лестницу с сигаретой и пялилась на крыши. У меня было правило: не больше четырех строк. Если стих шел дальше, я бросала все, тушила полсигареты – и неслась к компьютеру, обслуживать пришельца. То же происходило и с прозаическими форматами: меня могло подбросить посреди ночи, у меня на полу возле кровати всегда валялись какие-то блокноты и ручки. Справедливо и обратное: начавшись, текст может не отпускать часами, изводить душу, заставлять многократно подбегать к тетрадке – с зубной щеткой во рту и каплями пасты, с картофельной очисткой, висящей на руке, с недосохшим маникюром.
Так вот, все это чудесно лет до 25. Даже в свободном графике, в отсутствии детей и т.д. невозможно жить с постоянной тревогой: придет в голову идея – так придется ее обслуживать, побросав все дела, а что-то долго не приходит – так драма-драма, как теперь быть-то. Со временем хочется жить комфортно и предсказуемо хотя бы до некоторой степени. То есть, к примеру, быть в состоянии провести вечер в гостях спокойно и с удовольствием, даже если идея текста пришла к тебе тогда, когда ты звонил им в домофон.
Не всегда это возможно. Сейчас на часах 2:13 утра, я смертельно устала. Иногда в таком состоянии пишутся хорошие тексты – иногда, кстати, не очень, но в 2:13 утра нет ни малейшего шанса понять, с каким из двух случаев имеешь дело. Поэтому я допишу, а решать буду в другое время и в другом состоянии. В общем, если время от времени с вами случается текст, то сложно все: и подчинять себе тексты, и подчинять себя текстам. Всюду клин.
***
Сначала никто не знает, как заткнуть внутреннего критика, потом – как дозваться. Текст нужно не только написать, его еще нужно оценить и отредактировать. Делать это должны два разных человека, даже если оба они живут внутри вас.
Иногда случается полная потеря внутренней цельности в вопросах, прости Господи, творчества. То есть вообще становится непонятно, где я со своими текстами на шкале от говна до гениальности, и даже шире — в огромном поле текстов, которые пишутся для разных аудиторий с разными целями в разных форматах. Тогда лучше шапки вязать – по ним все видно. Очень усмиряет, кстати, да и продукция неплохая получается. Я уже много лет ношу шапки исключительно собственного производства. Не все удачные. Как и тексты.
Многому меня в этом вопросе научила статья Татьяны Москвиной «Похвала плохому шоколаду»: «Мне случалось составлять журналы и сборники статей. В любом единичном случае надо иметь пару-тройку хитов, приличный основной корпус и — обязательно! — несколько плохих материалов. Иначе хиты задохнутся, а уровень корпуса не будет внятен. Видимо, движение мысли по форме объектов обязательно должно проходить через различение, препоны и шероховатости. Мы не созданы для непрерывного созерцания «хорошего». Оно, вероятно, было бы непереносимо. Поэтому стремление к совершенству в искусстве похвально, но подозрительно. На самом деле заботиться следует о пропорциях «хорошего» и «плохого», допустив за «плохим» священное и нерушимое право на жизнь».
Это все, что нам всем надо знать о своих плохих или средних текстах. Ношение несовершенных шапок помогает повысить градус смирения на чувственном уровне. Не исключено воздействие их прямиком на мозг (все-таки не на ногах носим).
***
Я думаю, что идеально учиться писать конкретные тексты под конкретные задачи, с анализом, приемами, редактурой, версиями и правками. Без глупостей на тему «выразить себя». Принимать правила игры, предлагаемые определенным форматом – и фигачить, пока не начнет получаться стабильный поток гарантированного удовлетворительного уровня с отдельными особенными удачами. Идеально дополнять это не подлежащими критике и переделке форматами типа утренних страниц или нарративных практик – то есть писать то, что заведомо окажется в помойке (и писать соответственно, то есть откровенно ныть и не сливать туда хорошие идеи). А разбавлять – в свободное от сна и прочих идиотских занятий время – невинными безделицами типа стихов на заданные темы или эссе свободного формата.
Учить этому всему я абсолютно не умею. И делать – тоже не каждый раз.
Да и слава Богу.