Один из самых больных вопросов, над которым работает проект How to Know How – это отношения «учитель-ученик» и представления обеих сторон о том, как они должны выглядеть.
Консультирование дает мне фантастическую возможность собирать живые свидетельства неудач, болезненных моментов, вынужденных отказов от занятий по вине невыстроенных отношений. Свидетельства коллег о трудностях работы с людьми я собираю так же кропотливо. Личный опыт живо воскрешает в моей памяти оба вида отчаяния – и ученическое, и учительское, — в полной мере и без прикрас.
Я симпатизирую и тем, и другим, осознавая, что есть ситуации, когда неправы оба или один (любой) неправ больше, но этого искренне не видит, а значит, не так уж виноват. Если один не хочет работать – устал, выгорел, недоволен оплатой, выбрал не свою профессию, а другой не хочет учиться – не разобрался с мотивацией, воткнул английский в 8 утра вместо сна или йоги, имеет неоправданные ожидания, – починить ситуацию сложно. Можно только признать необходимость взять паузу, пересмотреть все и начать сначала – в том же или ином составе.
Один из маркеров проблемы – критерий: «с преподавателем повезло» / «с преподавателем не повезло». В деле выбора преподавателя часть везения присутствует, я согласна, особенно в вопросах личных качеств и их совпадения: например, студент и так боится всего до смерти, а ему достается очень строгий учитель, либо учитель испытывает безотчетный страх перед слишком статусным учеником. Но это лишь малая часть. Остальное – системная ошибка профессиональной подготовки и низкая культура потребления. На самом деле, отношения могут и должны регулироваться стандартами и опираться на технологии – тогда они существенно меньше будут зависеть от личных качеств обеих сторон. Студент будет знать, чего требовать и ожидать за свои деньги, преподаватель же в ситуациях низкого ресурса или студенческого неадекватного поведения сможет опереться на что-то, кроме своих человеческих качеств.
К сожалению, английский у нас преподают все, кому не лень, но мой маленький и храбрый проект нарочно бомбардирует пространство статьями на все «прилегающие» темы: я хочу, чтобы информированная масса потребителей образовательных услуг начала ПО-НАСТОЯЩЕМУ формировать спрос на высокое качество этих самых услуг. Этого не случится, пока потенциальные студенты не понимают ключевых характеристик профессионального преподавателя иностранного языка и оперируют критерием «повезло», а хорошие преподаватели сидят в тени завиральной рекламы. Если объединить усилия, есть шанс создать мощное профессиональное сообщество, которое будет выступать гарантом качества, обеспечивать профессиональную подготовку, переподготовку, стандартизацию и сертификацию. Тогда хорошо информированному и вменяемому студенту останется лишь выбрать на сайте, чья улыбка и чей набор индивидуальных качеств и профессиональных компетенций ему нравится больше всего.
Стандарты и технологии существуют. Просто надежд на внедрение стандартов и технологий, регулирующих отношения между студентами и преподавателями, со стороны гигантов образовательного рынка нет никаких: они внедряют совсем другие технологии. И технологии эти не в интересах ни одной стороны, ни другой. Enough said.
Придется это делать нам. «Мы» – это ученики, которые объелись неправдоподобными заманухами и бредовыми методиками, и учителя, которые любят свою работу и умеют ее делать. Слава богу, нам даже с нуля начинать не нужно: все уже придумано до нас.
Например, врачи всего мира в рамках своего обучения имеют курсы, направленные на общение не только с пациентами, но еще и с их родственниками. Стандарты оказания медицинских услуг неуклонно смещаются от взгляда на пациента как на «объект», с которым совершают манипуляции, в сторону равноценного сотрудничества с личностью и родственниками. Это может выглядеть как «просто человеческое отношение», но, на самом деле, это стандарты и технологии. Врачей учат психологической диагностике пациентов и их окружения, помогают выработать стиль поведения, выражение лица, разучивают совершенно конкретные фразы на разные случаи жизни. И все это опирается на стандарты и правила, предусмотренные государственными законами, профессиональным сообществом и лечебным учреждением. Что делать, если родственники впадают в откровенную истерику прямо на отделении? Что делать, если они не желают выполнять предписания по религиозным или другим частным соображениям? Что такое врачебная тайна? В каких словах сообщать умирающему диагноз? А его родным?
Это все – технологии. Не доброта, не широта души, не «повезло». И знаете, зачем? Затем, чтобы доктор, который тоже человек, мог спокойно вечером возвращаться домой, не ощущая, что он вложил в своих пациентов все эмоции, которые у него были, и остался ни с чем. Затем, чтобы была граница между его профессиональной деятельностью, и домом, где есть его дети, его супруг или супруга, его родные, которые, возможно, тоже нездоровы, и он сам с его интересами, хобби, личной жизнью, потребностью в хорошей еде и здоровом сне. И затем, чтобы в случае если он по-человечески растерялся, он смог быстро найти внутри нужные слова, жесты, действия: ведь счет иногда идет на секунды.
Я не говорю, что на работе врач – не человек. И вряд ли кто-то из врачей, теряя пациента, сможет прийти домой и спокойно отправиться в караоке с друзьями, даже если они этот вечер планировали за 2 недели. Мы все – живые люди, и слава богу, однако если катаклизмов нет, хорошо бы уметь защищаться от подавленных и выжатых состояний там, где для них не было объективных причин. Плохое самочувствие пациентов и волнение родственников – это рутина врачебной деятельности, и с этим надо уметь справляться так, чтобы не делать из работы каторгу.
Например, у психотерапевтов есть золотой стандарт: у каждого должен быть свой психотерапевт – это раз, и периодическая супервизия – это два. Люди, которые работают вне этой рамки, рискуют очень навредить своим пациентам, причем в сфере настолько тонкой, что пациент никогда не сможет этого заметить. Либо очень нескоро. Терапевту тоже будет нехорошо, но в отличие от пациента он несет за это куда большую ответственность. Дело не в том, что терапевты обязаны быть кремень-кремень во всем: да, бывают случаи, когда отношения из терапевтических вдруг оказываются личными: сексуальное влечение, влюбленность, отторжение до степени «не могу работать», какие-то переносы собственных историй. Для того-то и существует эта рамка: человеку, работающему психотерапевтом, должно быть куда отнести свои чувства и получить помощь, поддержку ДЛЯ СЕБЯ, прежде чем он будет решать, что с этим делать в тех отношениях, где на нем лежит больше ответственности. Можно разобраться, в чем корни собственной реакции и почистить ее, а можно прекратить работать с этим клиентом, а можно погрузиться с ним в головокружительный роман, но сделать это только после прекращения всяких терапевтических отношений и передачи клиента другому специалисту.
Почему я привожу в пример именно эти профессии?
Здесь мы как клиенты находимся в исключительно уязвимой позиции. Если человеку плохо совсем, он регрессирует до практически младенческого состояния: например, в реанимации, где пациент не может никак себя обслуживать, его нужно кормить с ложки (а то и внутривенно), мониторить жизненные показатели и менять памперсы. В психотерапии регресс бывает и до пренатального периода, и неважно, что только частично и только психологически. Внешне человек может выглядеть взрослым и дееспособным, но его внутреннее состояние может быть чрезвычайно хрупко. Если вдуматься, в зависимость от других людей и в регресс мы попадаем очень часто, в этом нет ничего необычного, и это вполне здорОво: на массажном столе, в косметологической клинике, в самолете, если побаиваемся, а уж в личных отношениях и вовсе сам Бог велел (если только это не один из партнеров на постоянной основе). И всегда в этом состоянии на первый план выходит одно и то же: как с нами в этот момент обращаются другие люди – особенно те, в чьей власти (физической или психологической) мы на данный момент оказались. В зубоврачебном кресле всем, надеюсь, страшно? А если доктор еще и начнет добавлять сверху: «Что вы вздыхаете, сами себя запустили, больно ему, а конфеты жрать было не больно?» Ну то-то.
Есть еще одна зона, где мы не можем быть на равных с другой стороной, где нам НЕ ПОЛЕЗНО быть на равных с другой стороной. Догадались? Ну конечно же.
Чтобы чему-то научить взрослого человека, его необходимо расслабить и встать над ним сверху в психологическом смысле. Взять за руку и повести. Предъявить себя как ответ на его надежды, чаяния и волнения. Продемонстрировать знание той местности, куда ученик собрался, и пути достижения цели. Поведение преподавателя должно читаться так: «Я знаю, что будет нелегко, но я тебя не оставлю ни при каких обстоятельствах, мы пройдем этот путь вместе, ты можешь на меня положиться. Однако прилечь на себя и валяться я тебе все же не дам». Иначе не получится совершенно ничего, либо получаться будет в жанре «три дня поперек на тракторе» — это и называется в народе «с преподавателем не повезло».
Такие отношения возможны только в том случае, если они признаются за ценность обеими сторонами и если ведущая сторона вызывает достаточно доверия. В сфере изучения иностранного языка уже давно ничто доверия не вызывает, и поделом: клиент объективно не может разобраться в том, что с ним творят на уроке – как не может он и в медицинском кабинете, и в кабинете терапевта, в результате чего раз за разом теряет деньги и время, приобретая новые неприятные опыты. И этот ком «никак не могу выучить проклятый английский язык», «перепробовал массу», «где найти хорошего учителя» катится себе и катится. А чего ему не катиться: пространства у нас огромные, зима длинная…
Создание профессионального сообщества преподавателей, равно как информированного, ответственного, критически мыслящего пула клиентов, — это миссия проекта How to Know How. Начнем прямо сейчас.